— Мы их пометим, — сказал я деду Михаилу. — Это нетрудно сделать.
Карабанов махнул рукой:
— Давай! Только потом не пятиться.
Последнюю фразу он явно произнес для устрашения противника.
Ребята в четверть часа наловили десять сизаков. Закрыв окно чердака, мальчишки напихали в пазухи дикарей и принесли нам. Затем уговорились с Карабановым: завтра, в воскресенье, Пашка Ким отвезет голубей на электричке за сто тридцать километров и выбросит их там.
Вечером мы пометили всех дикарей. У одного косо подрезали хвост, другому привязали на. ногу цветной лоскутик, третьему покрасили несколько перьев. На большом листе бумаги были нарисованы контуры десяти голубей, и на каждом из них стояла та же метка, что и на живой птице.
Утром, придя ко мне, дед Михаил внимательно осмотрел всех сизаков и кивнул Пашке:
— Можешь ехать.
Через пять с половиной часов после отъезда Кима мы вышли на балкон.
Здесь были дед Михаил, дядя Саша, Голендухин. Под балконом и на чердаке дежурили добровольцы, человек семь. Мальчишки уже знали об испытании дикарей.
В шесть часов вечера с юга стремительно подошли три сизака. Голендухин зачеркнул на листе бумаги три голубиных контура с соответствующими метками.
Еще через полчаса пришли два дикаря. Потом долго летели немеченные птицы. В восемь часов показались еще пять наших сизаков. Все десять птиц в тот же день вернулись на свой чердак.
Дед Михаил покосился на Голендухина и дядю Сашу и спросил:
— Как меня теперь величать-то будут? Курятником?
— Скотоводом, — беспощадно сказал дядя Саша, любивший в споре прежде всего точность.
— Да нет, — поспешил я успокоить Карабанова, — никто никого никак называть не будет. Просто я хотел, чтоб ты убедился в летных качествах дикарей.
Помолчав, дед Михаил грустно поинтересовался:
— Ты как узнал, что дички хорошо к дому идут?
— Никак, Михаил Кузьмич. Мне, как и тебе, известно, что дикие птицы проходят большие расстояния во время весенних и осенних перелетов. Многие птицы возвращаются на свои старые места. Иные из них летят за тысячи километров. Сизак, конечно, не совсем дикарь. Но и пролететь меченным нами птицам надо было всего сто тридцать километров.
— М-да, — пробурчал дед Михаил. — Ловко я в скотоводы попал!
Однако всем уже стало жалко ворчливого, но доброго старика, и Витька Голендухин сказал, стараясь скрыть улыбку:
— Весь город знает — лучшие голуби у деда Михаила.
— Да? — спросил Карабанов и, горделиво выпрямив грудь, раздув седые, обкуренные усы, заключил: — Иначе и быть не может!
Лебедь — это белый голубь с круглой гордой головкой, с низко опущенными крыльями и широким, точно веер, хвостом.
А Чеча — это маленькая певчая птичка. У нее серое оперение, красные перышки на голове и узкие глаза.
Забавная и нежная дружба у этих разных, совсем непохожих птиц.
Впрочем, расскажу обо всем по порядку. Чечу я купил в декабре вместе с двумя такими же птичками у мальчишки, продававшего снегирей, щеглов и чечеток. Чечетки мне были не нужны, но мальчуган так искренне расхваливал достоинства птичек, что отказаться от них было просто невежливо.
Передавая мне пичужек, мальчуган сказал:
— Жалеть не будешь, что купил. Поют — будто ручейки плещутся.
Заодно пришлось приобрести и клетку.
Леночка очень обрадовалась птичкам. Однако вскоре и дочь и я почувствовали какое-то странное неудовлетворение: чечетки не доставляли нам никакой радости. Что-то очень сильно отличало их от голубей.
— Бедные птички, — вздохнула Леночка. — Они не хотят сидеть в тюрьме.
Правильно! Как же я с самого начала не подумал об этом! Голубь — вольная птица, он поднимается в синее небо, он может лететь куда ему вздумается, но возвращается к своему гнезду, к человеку. А эти чечетки — птички подневольные, и маленькое пространство клетки — все, что дано им теперь в жизни. Им и крылья не нужны в клетке. А без крылышек какие же они птицы?!
В кухне, где стояла клетка, помещался еще ящик с голубями. Лебедь и Заря высиживали здесь птенцов. Заря снеслась в необычное время, и голубей пришлось перенести с балкона в кухню, чтобы не погубить на холоде будущих малышей.
Лебедь все время косился на чечеток, подходил к клетке и внимательно оглядывал пичуг: нет ли здесь чего-нибудь опасного? Голуби, когда они высиживают и кормят птенцов, с недоверием относятся ко всему незнакомому, быстро раздражаются и лезут в драку.
Наступил последний день года. Леночка с самого утра радостно похаживала около клетки и через каждые пять минут спрашивала у меня, сколько времени осталось до двенадцати часов. Еще несколько дней назад мы договорились с дочкой, что в полдень тридцать первого декабря выпустим птичек на волю.
Правда, сначала у нас были опасения, что чечетки, выпущенные из тепла на мороз, замерзнут. Но потом мы решили, что этого не случится: птички, выросшие на воле, должны скоро освоиться с привычной обстановкой.
Наконец, часы пробили двенадцать Я торжественно вручил чечеток дочерям, и мы все вместе вышли на балкон.
— Раз, два, три! — и птички с веселым писком поднялись в воздух. Но уже в следующее мгновение мне показалось, что чечетки как-то съежились на лету.
Леночка тоже почувствовала это. Она сразу загрустила, стала разглядывать носки своих валенок и сказала:
— Чечи замерзнут, папа. А в кухне тепло.
— Ничего, дочка, — стал успокаивать я Леночку. — Чечи — вольные птички, они быстро привыкнут к морозу и им будет так же хорошо здесь, как тебе в квартире.
В этот день у всех нас было много новогодних хлопот, и мы вскоре забыли о птичках.
Часа через четыре позвонил почтальон. Я только стал расписываться в получении телеграмм, как в прихожую с громким писком влетела серая красноголовая пичужка. Чечетка проскользнула на кухню, опустилась в ящик с кормом и стала как ни в чем не бывало клевать пшено.
— Моя Чеча вернулась! — закричала Леночка, увидев птичку, и побежала наливать воды в блюдце.
Гости — это были главным образом дети — стали шумно обсуждать необыкновенное событие.*
— Вы только подумайте, — искренне удивлялась подруга старшей дочери Галя, — нет, вы только подумайте! Чеча облетела дом, проникла в подъезд, поднялась на второй этаж и безошибочно нашла дверь своей квартиры. Нет, вы только подумайте!
Старшая дочь возразила:
— Ничего тут нет особенного. Птица привыкла к теплу, залетела в подъезд и случайно попала в нашу дверь. Вот и все.
Ах, этот трезвый реализм старшеклассниц! Малышам хочется необычайных приключений, сказочных подвигов, и вдруг — «ничего особенного»!
